Несколько лет назад в моей жизни произошла огромная потеря.
Я был полностью выбит из колеи. Работать как следует не мог. Начал болеть. Но больше всего болела душа. Началась круговерть тяжелых мыслей:
– я виноват во всем: если бы не такие-то ошибки, я был бы счастлив,
– такого счастья больше никогда не будет,
– жить теперь незачем.
То есть жить, конечно, надо, я буду жить, но это будет совсем не такая жизнь, какой она могла стать, если бы не мои ошибки. Жизнь будет серой, безрадостной, впереди только одиночество, труд… и смерть. Которую почти никто среди людей не заметит.
Единственное, что помогало против этой боли, – непрерывная молитва. Но осознание никчемности, пустоты сохранялось.
Были в моей жизни разные успехи. Но это все внешнее. А ведь самое главное для человека, что наполняет его и делает счастливым, – любовь. Важно, люблю ли я и достоин ли я любви. А что делает меня достойным любви? Опять же – моя любовь к другим.
А разве есть во мне любовь ? Душа – как песчаная пустыня. Идешь по жизни, обдавая всех холодом. Поэтому и самому так холодно и… скучно. Не хочется ничего.
Это проблема многих людей, которые не получили в детстве в достатке любви. Мы проносим рану детства через всю жизнь. Мы движемся по жизни как автомобили без горючего. Мы растем, как деревья без воды.
Как мы движемся, как растем? Непонятно. Каким-то чудом. Но чем мы старше становимся, тем меньше у нас права оглядываться назад и обвинять свое детство. Тем больше у нас возможностей что-то изменить.
Когда произошла эта драма, я как с высокой горы вдруг обозрел всю свою жизнь – что было, и что будет. Ясно увидел – еще не много, и вот конец земного пути. Приду я к нему с тем же эгоизмом, малодушием, съежившийся человечек с суровым лицом. «Зачем ты жил? – спросят меня. – Чем ты украсил мир? Кого ты сделал счастливым?». И мне будет нечего сказать в ответ.
Это очень страшно! Жить и не светить. Жить – и только потреблять. Это такая глупость, такая ошибка! Исправить потом нельзя уже будет ничего.
Это как если после окончания художественного института тебе приготовили большой холст и удивительные краски и дали возможность нарисовать прекрасный радостный мир. Такой, какой ты захочешь. При условии, что другой картины не будет, эта – первая и последняя. Ты учился, ты создан только ради этой одной картины. Но ты отнес холст и краски на базар, продал их и пропил. Ты мог оставить после себя что-то, что будет дарить людям радость и украшать мир. А оставил только пустые бутылки, окурки и грязь…
Мне захотелось сейчас же, немедленно бежать на улицу и что-то делать для других.
На тот момент я был знаком с двумя группами добровольцев. Одна помогала детям, больным раком крови, другая – детям-сиротам и старикам. Я сразу связался с обеими группами, спросил, чем могу помочь. С первой как-то не получилось, там я не почувствовал себя нужным, во второй мне предложили общаться с детьми.
В этой группе милосердия несколько десятков девушек и женщин ходят в одну детскую больницу, заботятся о младенцах-отказниках. Мне как мужчине предложили ходить к старшим – от 3 до 16 лет, – чтобы разговаривать, поддерживать, утешать. В это отделение дети попадают либо когда родители отказались от них, либо когда государственные органы возбуждают дело о лишении родителей их прав, так как те не могут нормально заботиться о них. Это в основном дети алкоголиков и наркоманов. Дети из неполных семей. После двух-трех недель в больнице их ждет приют, потом – детдом; часть возвращается в свой холодный дом.
Я эгоист, никогда не умел поддерживать людей, утешать, даже в лучшие моменты своей жизни. А сейчас, раздавленный своей потерей, что я смогу дать этим детям?
Но я понимал, что именно это мне и нужно. Мне позарез нужна возможность поддерживать, дарить тепло. Тем, кому еще хуже, чем мне. Я думал, что у меня очень долго не будет получаться это. Но я твердо решил, что отступать мне некуда: буду ходить к этим детям раз в неделю, несмотря ни на что. Буду стараться, пока у меня не получится. Иначе зачем я живу?
В этом отделении не обычные палаты, а стеклянные боксы. Идешь по коридору – и видишь, словно фильм, вереницу трагедий. Ведь больная душа – страшнее, чем больное тело. Ненужные дети со взрослыми глазами. Часто стриженые наголо, из-за вшей. Чем старше – тем недоверчивее, хитрее, развращеннее. За свою короткую жизнь многие из них вытерпели гораздо больше зла, чем я за свою длинную. И они понимают это. Понимают, что по-своему они старше, старее, опытнее, чем те, кто их здесь пытается лечить и воспитывать. Но у них совсем мало опыта чужой доброты.
В первые два-три дня я входил в эти боксы, как на казнь. Мне было стыдно: этим детям нужен не такой помощник и утешитель, совсем не такой.
На что я надеялся? Только на Бога. Он может дать силы, вдохновение, слово. Он дает любовь. Чего Он ждет от нас, чтобы дать нам это? Только намерения. «Бог намерения целует».
И чудо случилось! Где-то за месяц, то есть за четыре дня общения, я нашел общий язык с этими детьми, научился (по-своему, конечно, у кого-то получилось бы лучше) утешать плачущих, заинтересовывать равнодушных, вызывать на откровенность закрытых. Я стал с радостью входить к этим детям и даже скучать по ним. Более того – за этот месяц я пережил свою трагедию и снова научился смеяться! Хотя один умудренный опытом врач (лечивший мою болезнь, начавшуюся в момент кризиса) утешал меня: «Уже через год ты будешь смеяться!». Какой там год, меньше чем через полгода я был в гораздо лучше форме, чем до кризиса.
Речь вовсе не о том, как я кому-то помог. Разговор о том, как нам самим помогают наши добрые дела.
Кто отдает, тот получает.
Эта истина известна всем. Но большинство понимают ее в смысле «ты мне – я тебе». Причем лучше я тебе поменьше, а ты мне – побольше.
Есть и другое понимание этой мысли. Если ты отдаешь бескорыстно, отданное возмещается тебе. Не людьми. Бог возмещает тебе затраченное. Более того – дает тебе радость.
Еще в день моего первого прихода в эту группу милосердия я поговорил с четырьмя участницами этой группы – сестрами, как они друг друга называют. Хотел сделать статью о группе. До статьи тогда дело не дошло, а вот сейчас самое время привести их слова о том, что им дает эта трудная работа – целый день в жарком боксе, с вонючими пеленками, с чужими больными младенцами.
Татьяна, 53 года, учитель физики: «Мне по возрасту должно быть тяжело так работать. Наоборот, на следующий день летаешь, и все дела спорятся. Поэтому самые серьезные свои дела стараешься делать на следующий день после больницы».
Юлия, 22 года, студентка: «Пока работаешь в больнице, а работаем мы по 12 часов, устаешь. Выходишь на улицу – просто летишь на крыльях. По-другому смотришь на мир, на людей. Такая благодать! И если кто-то на ногу в метро наступил, лучше стерпишь или улыбнешься этому человеку, чтобы не потерять благодать. Когда что-то плохо в жизни, думаешь: «Ну, почему это всё на меня навалилось!» Вспомнишь этих детей – ДЦП-шников и думаешь: «А им каково?» И сразу: «Слава Богу за всё!»
Мария, 32 года, начальник клиентского отдела крупной международной корпорации: «После дня в больнице чувство, что не зря прожит день. Не мы помогаем детям, они нам помогают. Хоть какие-то добрые чувства в нас просыпаются! И не только во мне, но и в моей дочке. Она спрашивает: «Ну, как там Миша? Как Леночка?» У нас дома уже больше 300 фотографий детей из больницы.
Конечно, ты не можешь спасти ребенка, но можешь хоть немного поучаствовать в его жизни. Ты всего-навсего человек, ты не можешь сделать больше, чем Господь. Поэтому не нужно брать на себя слишком много и отчаиваться.
Недавно мне зуб лечили, обезболивать не стала. Вспомнила этих детей – боли не чувствовала».
Наташа, 27 лет, менеджер по продажам: «Ждешь дня в больнице как праздника, как причастия. Это день, который прожит не зря. Ты нужен, ты реально можешь помочь. После дня в больнице чувство как после хорошей исповеди, когда грехи омыты слезами, примиренность с Богом. Всю неделю ждешь следующего похода в больницу».
Это не причуда отдельно взятых православных женщин. Это один из законов жизни человеческой души. Коротко и выразительно об этом законе говорят русские пословицы, хранящие вековую мудрость народа. «Что людям желаешь, то и сам добудешь». «Добро сотворить – себя увеселить». «Доброму человеку что день, то и праздник».
А телевидение, журналы и реклама нас уверяют: «Бери от жизни всё, хапай больше, развлекайся. Плохо тебе? Значит мало хапаешь, жри больше, развлекайся активнее. Пей, кури, потребляй людей для своего удовольствия». И мы, бедные, гонимся за этим призраком, стремимся все к новым и новым «высотам». «Высот» достигаем, но счастья не находим. Потому что ищем его не там. О душе своей забыли.
Вот как выражал этот закон наш современник, греческий старец Паисий: «Делая добро, человек чувствует радость. Делая грех – страдает. Чем больше добра делает человек, тем больше он радуется, чем больше делает зла, тем сильнее страдает его душа».
Святой праведный Алексий Мечев: «Случай сделать добро кому-либо есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать – стремиться всей душой послужить другим. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно на душе, чувствуешь, что так и нужно делать; хочется еще и еще делать добро. После этого будешь искать, как бы еще кого обласкать, утешить, ободрить».
Я убедился в этом на своем опыте. Удивительно было замечать за собой, что очередной зарубежный тур радует гораздо меньше, чем день в больнице, потраченный как бы не на себя. И уже не нужен следующий тур, понимаешь, что это самообман, мираж. Только кажется, что он тебя порадует. Нет – удовольствие опять надует. Оно всегда надувает. Манит – и оставляет ни с чем.
Добрые дела не только помогли мне невероятно быстро пережить кризис, они резко изменили мою жизнь в лучшую сторону.
Я теперь лучше отношусь к себе, нет чувства ненужности, бессмысленности существования. Теперь я нужен многим. Я знаю, что могу сделать их жизнь чуть-чуть счастливее.
Я обрел полноту. Наполнена душа, наполнена жизнь. Свободного времени нет совсем, и особенно – для пустых или вредных занятий. Но конечно, больше всего я люблю себя, когда я там – с этими детьми.
Многократно увеличилось количество друзей, причем все они – очень добрые люди, у которых мне есть чему поучиться…
Всего, что я получил, не опишешь. Уверен, ничто, кроме добрых дел, не могло бы помочь мне так, ТАК изменить мою жизнь.
Всем, кто чувствует неполноту своей души, своей жизни, бессмысленность существования, боль от утраты, обиды, вины, я советую это удивительное лекарство – лечение добром.
При правильном употреблении это лекарство обязательно помогает и не имеет вредных побочных действий. Но употреблять его нужно правильно. Потому что зло существует рядом с нами, и оно стремится исказить, извратить все наши добрые начинания, чтобы не дать нам стать счастливыми. Чтобы мы не научились любить.
Любовь и добро – всегда от Бога. Поэтому ясная и стройная система отношения к добрым делам, наука того, как их нужно делать, имеется в Православной Церкви. Вот основные вопросы, которые возникают у человека, который хочет заняться добрым делом.
1. Зачем делать добрые дела?
Казалось бы, ответ очевиден – чтобы тому, кому мы делаем добро, стало лучше. Но это лишь часть ответа.
Есть Бог, без воли Которого никому никто не причинит зла и не сделает добра. Поэтому если есть воля Божия, чтобы помогли человеку, ему помогут. Если не мы, то найдутся другие.
Отец Максим, участвующий в работе нашей группы милосердия, часто говорит: «Не мы нужны этим детям, а они – нам». Для чего они нам нужны? Для того самого, что я описал в своей истории. Добрые дела нужно делать «для того, чтобы приобрести милостивое сердце, чтобы приобрести чувство сострадания» – говорит святой Дорофей.
Но ведь это получается эгоизм? – возмутится кто-то.
Хорошо отвечает таким людям архимандрит Иоанн (Крестьянкин): «Человек, добрый умом, укрепляет и утешает прежде всего самого себя. И это совсем не эгоизм, как некоторые несправедливо утверждают, нет, это истинное выражение бескорыстного добра, когда оно несет высшую духовную радость тому, кто его делает. Добро истинное всегда глубоко и чисто утешает того, кто соединяет с ним свою душу. Нельзя не радоваться, выйдя из мрачного подземелья на солнце, к чистой зелени и благоуханию цветов. Нельзя кричать человеку: «Ты эгоист, ты наслаждаешься своим добром!» Это единственная неэгоистическая радость – радость добра, радость Царствия Божия».
А раз мы занимаемся этим делом для изменения своей души, нужно искать не таких дел, которые нам легче делать, а таких, которые труднее, которые требуют от нас подняться над собой, стать лучше.
2. Кто может делать добрые дела?
Многие отговариваются тем, что у них нет денег или времени.
Это именно отговорки. Русская пословица гласит: «Добрым словом и бездольный богат». Что мы больше всего ценим в других людях? Какие-то дела, материальную помощь или доброе слово, теплую улыбку – ту самую любовь, которая в наше время – самый большой дефицит? А много ли нужно денег или времени, чтобы сказать человеку доброе слово?
В моей жизни был один маленький случай, который я мало кому рассказывал до сих пор, так как считал эту встречу чудесной. Может быть, это была встреча с ангелом? Ну ладно, будем считать, что это был простой человек. Много лет назад, утром буднего дня я вышел из метро и направился по улице Петровка к своему офису. Фирмочка была моя собственная, поэтому забот и проблем было много, и на душе было не то что темно, но – серо. К тому же накрапывал дождь. Когда я остановился у киоска с мороженым, ко мне под зонтик попросилась незнакомая женщина. Ничем не примечательная, среднего возраста. Я удивился, но не отказал. Она взяла меня под локоть и прошла со мной до ближайшего перекрестка. Шли мы молча. От женщины исходило душевное тепло. Уходя, она попрощалась со мной как-то необычно. Мы ведь не вкладываем много души в слова приветствия, прощания и произносим какие-то фразы, смысла которых уже толком и не помним. Ну что такое «пока»? А она сказала мне примерно так: «Мужества и радости тебе!» И сказала это от души, с улыбкой. На самом деле, я не помню точно эту фразу. Поразили в этой фразе две вещи – то, что таких вещей не говорят незнакомым людям, да и знакомым обычно тоже. И второе – то, что в ней, этой фразе, содержалось понимание того, что человек – великое творение, а не какой-нибудь муравей в песочнице. Понимание, сострадание и надежда на меня. Чувствовал я себе муравьем, а обратилась она ко мне как к Человеку. И в этот миг я получил такой заряд сил, бодрости, что я тут же расправил плечи, улыбнулся, и весь день прошел радостно, я даже не обижал подчиненных.
Я потом думал, может, это посланный Богом ангел, который в дождливую погоду ходит среди людей, чтобы поддержать нас, сделать нашу жизнь счастливее? Но ведь таким ангелом может быть каждый из нас.
И уж точно всякий из нас может делать добро, прощая ближним их грехи против нас, их недостатки и невнимание к нам. Да, это тоже – дело милосердия.
И вообще, добрые дела нужно начинать с самых близких людей. Английская половица гласит: «Charity begins at home». По-русски: «Милосердие начинается дома». Разве милосердно помогать чужим, оставляя без заботы домашних?
3. С чего начинать доброе дело?
С прекращения злых дел. Находиться одновременно на злом и на добром пути не получится. Надо выбирать.
Приступая непосредственно уже к самому доброму делу, нужно молиться. «Напрасно тот трудится, кто начинает доброе дело без теплой сердечной молитвы» – говорит святой Димитрий Ростовский. Почему? Потому что добро – от Бога. У нас его практически нет. Наше обычное так называемое «добро» – или расчет на выгоду, или вежливая привычка или ублажение своего самомнения.
4. Какое дело является добрым?
100 рублей подать – это уже доброе дело? А 1000 рублей?
Доброе дело или не доброе – определяется не величиной дела, а нашим расположением, отношением к нему.
Допустим, у миллиардера попросили миллион, и он дал, не вдумываясь в трудности просителя. А у бедной старушки попросили 200 рублей. Это все, что у нее оставалось от пенсии, а следующей пенсии ждать 3 дня. Но она, сострадая просящему, дала. Чье дело более доброе? В каком деле больше доброго сердца?
Добро и зло внутри нас, поэтому только мы знаем, насколько на самом деле доброе то или иное наше дело. Вот несколько признаков, которые говорят о том, что дело действительно доброе.
Награду за дело мы ожидаем только от Бога, а не от людей. Это и называется – делать «во славу Божию». Русские пословицы: «За добро не жди добра», «За добро Бог плательщик». Это уберегает нас от тщеславия.
Делаем дело с надеждой на Бога, а не на себя. Бог – источник добра, и без Него мы добра делать не можем. Мы не источники добра, мы лишь проводники того добра, которое Бог хочет оказать данному человеку. Почему так важно это помнить? Потому что иначе у нас растет самомнение, а от самомнения нам становится плохо. И целью нашего дела становится уже дальнейшее наше возвеличивание – если не в глазах других, то в своих глазах. А какое же это добро? Ради славы можно вообще всё своё имущество раздать – и при этом не иметь в сердце ни капли любви.
Дело потребовало труда, усилия над собой. Для того, чтобы дать другому, нужно отнять у себя. Старец Паисий: «Добро является добром лишь в том случае, если делающий его жертвует чем-то своим: сном, покоем и тому подобным».
5. С каким чувством нужно подходить к тому, кому мы помогаем?
Делая какое-то дело ради ближнего, мы порой забываем, что, кроме самого дела, ему нужна – нужнее всего – наша любовь.
«Дело благотворения, сделанное без рассудительного и сердечного участия в бедствующем, есть тело без души» – говорит святитель Филарет (Дроздов).
«Нужно подавать с любовью, с уважением к лицу ближнего, добровольно, с радостью, ибо любви свойственно радоваться при оказании помощи любимому» – святой Иоанн Кронштадтский.
6. Помогать ли пьяницам, плохим людям?
Отвечает Иоанн Златоуст: «Мы не поставлены быть судьями жизни других; иначе мы никому не подадим милостыни».
Священник Александр Ельчанинов: «Не подают милостыни потому, что, мол, пропьют и т. д. Если и пропьет, то это меньший грех, чем то озлобление, которое мы в нем возбуждаем нашим отказом, и та черствость и осуждение, которое мы в себе культивируем».
7. Дружить ли с теми, кому помогаем?
Мы им, конечно, друзья, так как стараемся относиться к ним с любовью. Но они порой начинают искать дружбы с нами, каких-то отношений, выходящих за пределы той помощи, которую мы им оказываем. Идти ли навстречу? Для нас тут соблазн в том, что от такой дружбы мы ожидаем благодарного, почтительного к себе отношения. Это что-то вроде награды для нас. А если мы не получаем ожидаемого, начинаем обижаться. Тем самым, обесцениваем свои дела. «Лучше не дари, да после не кори!» – гласит пословица.
Преподобный Никон Оптинский пишет: «Когда подаяние той или иной милости рождает знакомство между людьми, имеющее основание якобы благое, но по плодам оказывается через некоторое время вредным». Так что лучше воздерживаться.
8. Почему за каждым добрым делом следует наказание?
Святой Дорофей объясняет: «Кто совершит дело, угодное Богу, того непременно постигнет искушение; ибо всякому доброму делу или предшествует, или последует искушение, да и то, что делается ради Бога, не может быть твердым, если не будет испытано искушением».
Что это значит? Мы уже выяснили, что целью доброго дела должно быть изменение нашей души, увеличение любви в ней. И мы понимаем, что любовь начнет приходить к нам, если мы будем делать эти дела без тщеславия, в надежде на Бога. А как мы можем проверить, с тщеславием делаем доброе дело или нет? Очень просто. Если мы встречаем неблагодарность – и переносим без обиды, значит, тщеславия нет. Если обижаемся – значит, есть. «Искушение» – это как раз и значит «проверка». Проверка на вшивость.
Поэтому если у нас нет никакого тщеславия, мы этой проверки и не заметим. Если же тщеславие есть, нужно заранее готовиться. Будем помнить пословицы: «Кто доброе творит, того зло не вредит», «Я тебя выручил, а ты меня выучил», «За неблагодарных Бог благодарит». Когда смиримся – будем радоваться таким проверкам.
9. Как не тщеславиться сделанным делом?
Тщеславие превращает добро в свою противоположность – в зло. Время на дело потратили, а душе своей повредили. Как избежать этого зла?
Прежде всего, надо помнить, что никакое наше дело несовершенно. «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» – говорит Екклесиаст. Та или иная доля дряни всегда примешивается. А та доля, что действительно добрая, – не наша, а от Бога. «Знайте, что нашими бывают только страсти и грехи. Что бы мы ни сделали доброго – оно от Бога, каких бы мы ни натворили глупостей, они – наша собственность» – говорит старец Паисий.
Что же делать? По возможности, никому не говорить о своих делах. Как сказал Христос, «когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Старайтесь забывать свои добрые дела. А за то, что помните, славу отдавать Богу, а не себе. Когда тебя благодарят, не обольщайся, а спокойно передай благодарность выше, отвечая: «Во славу Божию!»
Нектарий Оптинский советует: "Если кому-то удастся сделать что-либо доброе или подать милостыню, то надо говорить: «Твоим благословением, Господи, совершил я это!»"
Если до вашего сердца дошла эта беседа – слава Богу! Если есть в вашем сердце желание делать добро, не ищите причин его не делать – таких причин нечистая сила всегда поможет найти. Ищите возможности делать. Посмотрите, кому из близких нужна ваша помощь. Не нашли среди близких – поищите группы милосердия в интернете, в ближайшем храме… Этот бесценный дар – возможность творить добро – Бог непременно пошлет, если попросите.
Истории о тех, кому нужна наша любовь
Женя и другие
Я шел по коридору больницы и увидел, что в одном боксе плачут сразу две маленькие девочки (из четырех). Маленькие – не моя «специальность», но раз сразу две плачут, зашел.
Я знаю, о чем плачут дети здесь дети: о том, что их никто, совсем-совсем никто в целом мире не любит, не ждет. Хотя когда их спрашиваешь, они выражают свою боль по-другому. Говорят: «хочу домой», «хочу чтобы мама пришла», «просто так». И прячут глаза, чтобы ты не увидел, что на самом деле их мучает и как велика эта боль.
Семилетняя Наташа сказала, что плачет потому, что хочет в приют. У нее и дома-то нет, но надо же куда-то хотеть. Через минуту ее слезы просохли.
А маленькая Женя, которая еще и говорить не умеет, продолжала безутешно плакать, лежа в кровати, мои слова не помогали. Пришлось, обернув одеялом, чтоб не описала, посадить на колени. Женя сразу перестала плакать и минут 15, пока я разговаривал с Наташей, неотрывно смотрела мне в глаза пронзительным младенческим взглядом. Это было редкое событие в ее жизни!
Разговаривая с Наташей, я тоже иногда поглядывал на Женю. Глазки у Жени косые – в кучку. Ротик скорбный, мученический. На затылке большая, с Женину ладошку, плешь.
– Что это у нее? – спрашиваю Наташу.
– Это ее мама била, – отвечает она.
Как нужно бить, чтобы волосы перестали расти?
У меня коленях человечек, в жизни которого совсем-совсем не было счастья. Не какого-то особого, а обыкновенного детского счастья. И возможно, его и не будет в ее жизни никогда. Единственный шанс для нее стать хотя и трудным, но все-таки членом общества – если ее удочерят очень хорошие, духовно сильные люди. Если же нет, тогда – детдом. А из выпускников детдома – 90% становятся или преступниками, или алкоголиками и наркоманами или просто не доживают до взрослых лет. Какое там несчастье разбитой любви! В 14-15 лет она уже будет растлена настолько, что ни сердце, ни тело не будут почти ничего ощущать.
Еще не умея говорить, эта душа знает, в какой она беде. И знает, что ее может спасти, – только любовь. Которой ей не хватает как умирающему от жажды в пустыне. И даже эти минуты сочувствия захожего дяди для нее – оазис, небывалая удача. Детские врачи рассчитали, что каждому ребенку, чтобы вырасти психически нормальным, нужно, чтобы его обнимали не меньше чем полчаса в день. А Женя – обнимали ли ее полчаса за все ее два или три года жизни?
Но мне пора уходить. Я усаживаю Женю обратно на ее кровать, прошу не плакать. Но она разражается таким ревом и так моляще тянет ко мне руки, что я решаю остаться еще на несколько минут. Ведь для меня это так мало. А для нее – так много. Обретя меня снова, Женя изо всех сил вцепляется в меня, как грудной младенец в грудь матери. Кладет голову мне на грудь, закрывает глаза. Встревоженно открывая их всякий раз, когда я шевелюсь. И мы сидим так, крепко обнявшись, еще 15 минут.
Такие минуты жизни – самые осмысленные, самые полновесные. Но радости нет. Потому что этого так мало, так ничтожно мало для того, чтобы Женя когда-нибудь стала по-настоящему взрослой, могла быть любимой и любить...
* * *
Для разрядки расскажу, о чем в это же самое время говорили с Наташей.
Наташа – девочка красивая, хотя ее карие глаза, как у всех детей здесь, – взрослые. По причине вшей косы обрезаны, остатки волос Наташа в нескольких местах заколола так, что они торчат вверх, как рожки у инопланетянки.
– Ты самая взрослая здесь, – говорю ей. – Поэтому ты должна заботиться обо всех. А ты вместо этого плохой пример показываешь. Видишь, Женя смотрит на тебя и плачет. Ты бы лучше развеселила ее, чтобы они все здесь улыбались. Ты должна им быть как мама…
Я говорю все это, сидя напротив Наташи на соседней кровати. На этой же кровати сидит очень-очень тихая девочка 6 лет, которая всегда провожает меня из-за стекла очень грустным молящим взглядом. Эта девочка в лидеры не годится.
У Наташи жалость к себе проходит. И то ли желая еще пожаловаться на жизнь, то ли с целью похвастаться, Наташа показывает мне место во рту, из которого вчера выпал зуб. Я в ответ показываю, что и у меня зуба не хватает.
– Только у тебя вырастет, а у меня уже нет!
– Вы станете совсем старенький и умрете, – делает вывод Наташа.
– А ты что, не умрешь?
– Я тоже умру, – и добавляет мне, как секрет, который недавно узнала: – Дети тоже станут старенькими и умрут!
– А ты знаешь, о чем больше всего жалеет человек, когда умирает?
– О чем?
– О том, что он делал мало добра...
Потом мы говорим о приюте, о маме, о Наташиных волосах.
– У нас в приюте есть воспитательница тетя Таня. Она такая красивая, у нее красные волосы! Я, когда вырасту, у меня тоже будут красные.
– А тетя Таня – старенькая?
– Нет, она… средне старенькая.
– Средне старенькая? А я – очень старенький?
– Да, очень.
3-летний Дима решает присоединиться к нашей беседе. Он выходит из туалета с горшком, ставит его прямо между мной и Наташей и усаживается на него.
– Ты что сюда с горшком пришел? А ну-ка иди обратно!
Дима послушно уходит.
Эти дети восприимчивы к нравоучениям и примеру. Наташа встает и говорит:
– Я самая старшая здесь, – и оглядывается вокруг как хозяйка.
Я прошу ее помочь Диме, который пытает застегнуть на себе памперс. Она старательно помогает ему. Похоже, впервые.
Начинаю шутить. Юмор тонкий, едва заметный даже для меня самого. Но Наташа незамедлительно реагирует:
– Я не могу сейчас смеяться. Потому что я очень в приют хочу.
Но через пару минут она уже смеется.
Приятно, когда приходишь – ребенок плачет, уходишь – улыбается. С такими детьми это легко…
Никита
В одном из боксов появилось трое незнакомых мне детей. Вообще-то здесь многие дети дружелюбны, но эти встретили меня просто с восторгом, как давнего друга.
– Как вас зовут?
– Таня Ежикова, Кирилл Ежиков, и это вот Никита Ежиков! – захлебываясь словами, отрапортовала Таня (фамилия изменена).
– Так вы братья и сестры тут! А почему вы такие разные?
Хотя все они смотрели на меня с дружелюбной улыбкой, дети были очень разные. Худенькая веселая Таня 7 лет, совсем худой задумчивый Кирилл 3 лет и толстощекий Никита 2 лет.
Таня не сразу смогла объяснить, почему они оказались здесь. Точнее, не хотела. Она все время сворачивала на второстепенные подробности, на милицию, которая их везла. И только, наверно, когда я в третий раз повторил: «Танечка, а что у вас дома?», ее глаза подернулись пеленой, голос наполнился слезами: «Ой, дома, у нас трагедия, такая трагедия!» – и опять ушла от темы, рассказывая с улыбкой, какие у них хорошие бабушка с дедушкой.
Вопрос о том, какая у них трагедия, тоже пришлось повторить раза три, прежде чем Таня перестала улыбаться, ответила: «У нас такая трагедия… у нас мама пьет!» – и освободила свою тайну слезами. Потом мне удалось выяснить, что и бабушка с дедушкой тоже пьют. И бабушка на просьбу внучков что-нибудь поесть отвечает: «У нас только на закусь».
По словам Тани, мама начала пить, когда погиб дядя Саша, «самый лучший человек на земле». Отец Никиты.
Никита выше пояса крепыш, хоть фотографируй на рекламу молока или каши, а ноги – одни косточки. Видимо, дома ему не давали ходить, поэтому он всегда сидит на кровати на коленках (в позе дзен), но если его взять за руки, может ковылять, как журавлик, не наступая на пятку.
У Кирилла на груди, ниже шеи маленькая твердая опухоль. Это мама прижгла сигаретой, чтобы есть не просил. Таня говорит, трезвая была. Видимо, ожог пришелся на сосуд, поэтому опухоль необходимо удалять.
Ну а Таня, как я уже сказал, обаятельная симпатичная девочка, даже при том что бритая наголо. Правда, когда я предложил ей порисовать, она чуть ли не испугалась, несколько раз повторила, что не умеет, и только после множества моих вдохновляющих слов и примера с трудом нарисовала кружку – так как нарисовал бы 2-летний ребенок. Больничный психолог предположила по ее чрезмерной демонстративности, что у нее шизофрения.
В больнице они были долго. Каждый раз встречали меня с восторгом и прыжками радости. Так набрасывались на конфеты, будто их здесь не кормят. Вот какая память о постоянном голоде – уже несколько недель не могут наесться.
– Дядя, ты завтра придешь? Приходи еще! – приглашает Кирилл, разговаривая с трудом из-за сразу двух конфет за щеками.
Он хитрит, но его хитрости очевидны.
– А без конфет приходить? – спрашиваю.
– Без конфет… – он задумывается. – Без конфет не приходи.
– Ладно, уж приходите и без конфет, – любезно заглаживает откровенность брата Таня.
Вожу по палате Никиту, прошу Таню как можно чаще водить его. Таня обещает.
Таня рассказывает о крысах, живущих в умывальнике. Таня наблюдает за ними через стекло двери. Я смотрю в стекло:
– Да никого там нет.
– Да? А вы нагнитесь.
Нагибаюсь и встречаюсь взглядом со здоровенной крысой. Только после моего стука в стекло крыса, не торопясь, разворачивается, свесив хвост наружу, и уходит в просторную дыру.
Наверно, дядя Саша, отец Никиты, и правда был хорошим человеком. Никита такой сдержанный, спокойный и поразительно терпеливый. Он только после уколов немножко плакал, а так никогда ни на что не жаловался. Когда брат и сестра забывали помочь Никите развернуть конфету, он терпеливо трудился над оберткой, пока родичи съели уже штук по пять, хотя ему очень хотелось эту конфету! Не просил, не жаловался. Вот так смирение!
Вообще Никита вел себя как человек благородного воспитания. Когда я гладил его по голове, ему было ужасно приятно, но он даже не поворачивал головы и улыбался лишь глазами и углами губ. Как и все дети, он испытывал потребность в том, что
Скачать ноты
Скачать минусовку (48 КВ)
